Недавно глава правительства Биньямин Нетанияху обвинил израильские СМИ в целенаправленном нагнетании пессимизма и депрессии: «Они видят пробки на дорогах — я вижу новые развязки и автострады». Премьер-министр призвал следовать его примеру и видеть «истинную» картину израильской жизни, внушающую оптимизм и веру в будущее.
Эта жизнеутверждающая картина представлена в одном из аналитических обзоров спецвыпуска журнала Economist, приуроченного к 50-летию Шестидневной войны и целиком посвященного Израилю. Там говорится о «нации старт-апов», об израильском технологическом лидерстве на ключевых направлениях развития экономики будущего — от «интернета вещей» до автономных автомобилей, дается впечатляющая картина сильной и процветающей экономики. В Израиле не было рецессии (экономического спада, продолжающегося два квартала подряд) со времен второй «интифады». Темпы экономического роста в последние 10 лет держались в среднем на уровне 4% в год, безработица упала до исторического минимума — 4.3%, а главная проблема, стоящая перед Банком Израиля — постоянно растущий курс шекеля, который приходится сдерживать искусственно, скупая доллары в резервный фонд. Бедная ресурсами засушливая страна продает воду Иордании и ищет заграничные рынки для своего природного газа, привлекает 15% мировых инвестиций в технологии компьютерной безопасности, открывает новые центры хайтека в пустыне — и все это несмотря на периодические войны, к которым израильская экономика выработала потрясающий иммунитет. Но, рассказав о чудесных успехах, эксперты Economist подчеркивают, что бок о бок со «страной старт-апов» в Израиле существует другая экономика, вовсе не отличающаяся динамизмом. В «стране старт-апов» живут и работают лишь 10% населения, а 90% зарабатывают на жизнь совсем в другой экономике, которая отличается неэффективностью, низкой производительностью труда, отсутствием конкуренции и «чем-то сродни экономике отсталых стран». По словам бывшего экономического советника Нетанияху Юджина Канделя, «страна старт-апов», как дирижабль, парит над этой второй экономикой, прозябающей на земле: связи между ними почти нет. Дирижабль может отвязаться и улететь в другое место, если внизу вдруг станет слишком опасно или недружелюбно. Собственно, «экзиты» израильских стартапов, продающихся мировым гигантам за гигантские суммы вместо того, чтобы превращаться в израильских гигантов, — это и есть поведение «дирижабля», не желающего слишком тесно связывать свою судьбу с отечественной почвой. «Вторая» экономика слабо восприимчива к инновациям, отторгает трудосберегающие технологии, предпочитая десятками тысяч завозить в страну бесправных и низкооплачиваемых гастарбайтеров. Результат — усиливающееся отставание Израиля от развитых стран по ключевому показателю производительности труда. До середине 70-х годов, в индустриальную эпоху, разрыв между Израилем и Западом в производительности труда сокращался, но в последние десятилетия мы уже не догоняем лидеров, а отстаем от них все сильнее. Экономика страны перестала быть социалистической, но не стала свободно-рыночной. Доля правительственных расходов в ВВП сократилась с 80% до 40% (меньше, чем в большинстве развитых стран), что сказалось на уровне государственных услуг населению, — но одновременно Израиль скатился с 26 на 52 место в рейтинге свободы предпринимательства. И все это — в пределах «зеленой черты». За ней, на территориях Иудеи и Самарии, царит уже настоящий «третий мир». Палестинские операторы сотовой связи до сих пор не получили разрешения на формат 3G, дающий возможность мобильного интернета. ВВП на душу населения в Палестинской автономии почти в десять раз ниже израильского и примерно такой же, как в Египте, а жители Газы живут на уровне Конго (Браззавиль).
