Израильские законы приближаются к российским
В среду в Высшем суде справедливости (БАГАЦ) начались слушания по апелляции ряда правозащитных организаций против закона, запрещающего призывать к бойкоту продукции поселений. Выслушав аргументы сторон, коллегия судей во главе с председателем Верховного суда Ашером Грунисом отложила вынесение вердикта по апелляции.
Закон, принятый в июле 2011 года, разрешает взыскивать с инициаторов бойкота продукции, учреждений или культурных мероприятий денежные компенсации без доказательства причиненного ущерба. Помимо того, закон предоставляет министру финансов право вводить бюджетные санкции против учреждений, поддерживающих бойкот каких-либо израильских граждан или организаций.
Авторы апелляции утверждают, что закон нарушает закрепленную в основном законодательстве Израиля свободу слова, вводя принцип материальной расплаты за высказывания определенного содержания. При этом наказания предусматриваются за совершенно законные действия — как призыв к бойкоту, так и сам бойкот любой организации в Израиле пока еще вполне легальны. Этим «закон о бойкоте» радикально отличается от статей уголовного кодекса, карающих за расистские подстрекательства и призывы к насилию.
Юридический советник Кнессета Эяль Инон, изначально выступавший против принятия «закона о бойкоте» в силу его «сомнительной конституционности», согласился защищать закон перед лицом БАГАЦ, но при этом признал, что согласился на его принятие вопреки собственным взглядам.
Инон объяснил, что Кнессет не обязан считаться с мнением юридического советника и все равно принял бы закон, поэтому пришлось смириться перед волей депутатов, — а теперь, коль скоро закон принят, ему не остается иного выбора, кроме как его защищать. Юридический советник сообщил высокому суду, что даже просил Кнессет послать на слушания в БАГАЦ кого-нибудь другого, но — увы — в итоге ему пришлось идти самому.
Юридический советник правительства Иехуда Вайнштейн также обращал внимание инициаторов закона на его сомнительность, но в итоге решил, что, коль скоро закон еще ни разу не применялся на практике, нет оснований его отменять.
Эта линия защиты сомнительного законодательства применяется в Израиле не в первый раз. Тот же самый аргумент — отсутствие практики применения закона — был принят БАГАЦем как оправдание существования «закона о Накбе», предусматривающего финансовые санкции для учреждений, отмечающих день национальной катастрофы палестинских арабов.
«Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения», — эта крылатая фраза, приписываемая Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, становится актуальной и в нашей стране. Законодательные акты сомнительной конституционности, принятые 18 Кнессетом, остаются без применения именно потому, что любая попытка воплотить их на практике обернется для государства серьезными юридическими проблемами.
Депутаты, зная об этом, добились принятия этих невыполнимых юридических норм, чтобы понравится своим избирателям — и, как показали итоги праймериз в «Ликуде», эта тактика себя оправдала: самые активные творцы «мертвых» законов получили высокие места в избирательном списке.
В среду в Высшем суде справедливости (БАГАЦ) начались слушания по апелляции ряда правозащитных организаций против закона, запрещающего призывать к бойкоту продукции поселений. Выслушав аргументы сторон, коллегия судей во главе с председателем Верховного суда Ашером Грунисом отложила вынесение вердикта по апелляции.
Закон, принятый в июле 2011 года, разрешает взыскивать с инициаторов бойкота продукции, учреждений или культурных мероприятий денежные компенсации без доказательства причиненного ущерба. Помимо того, закон предоставляет министру финансов право вводить бюджетные санкции против учреждений, поддерживающих бойкот каких-либо израильских граждан или организаций.
Авторы апелляции утверждают, что закон нарушает закрепленную в основном законодательстве Израиля свободу слова, вводя принцип материальной расплаты за высказывания определенного содержания. При этом наказания предусматриваются за совершенно законные действия — как призыв к бойкоту, так и сам бойкот любой организации в Израиле пока еще вполне легальны. Этим «закон о бойкоте» радикально отличается от статей уголовного кодекса, карающих за расистские подстрекательства и призывы к насилию.
Юридический советник Кнессета Эяль Инон, изначально выступавший против принятия «закона о бойкоте» в силу его «сомнительной конституционности», согласился защищать закон перед лицом БАГАЦ, но при этом признал, что согласился на его принятие вопреки собственным взглядам.
Инон объяснил, что Кнессет не обязан считаться с мнением юридического советника и все равно принял бы закон, поэтому пришлось смириться перед волей депутатов, — а теперь, коль скоро закон принят, ему не остается иного выбора, кроме как его защищать. Юридический советник сообщил высокому суду, что даже просил Кнессет послать на слушания в БАГАЦ кого-нибудь другого, но — увы — в итоге ему пришлось идти самому.
Юридический советник правительства Иехуда Вайнштейн также обращал внимание инициаторов закона на его сомнительность, но в итоге решил, что, коль скоро закон еще ни разу не применялся на практике, нет оснований его отменять.
Эта линия защиты сомнительного законодательства применяется в Израиле не в первый раз. Тот же самый аргумент — отсутствие практики применения закона — был принят БАГАЦем как оправдание существования «закона о Накбе», предусматривающего финансовые санкции для учреждений, отмечающих день национальной катастрофы палестинских арабов.
«Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения», — эта крылатая фраза, приписываемая Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, становится актуальной и в нашей стране. Законодательные акты сомнительной конституционности, принятые 18 Кнессетом, остаются без применения именно потому, что любая попытка воплотить их на практике обернется для государства серьезными юридическими проблемами.
Депутаты, зная об этом, добились принятия этих невыполнимых юридических норм, чтобы понравится своим избирателям — и, как показали итоги праймериз в «Ликуде», эта тактика себя оправдала: самые активные творцы «мертвых» законов получили высокие места в избирательном списке.
